Хеллоуин (история и традиции праздника)
Хеллоуин (в переводе с английского «канун всех святых») официально отмечается 31 октября, накануне Дня всех святых, в большинстве государств Западной Европы, США, а также в Японии, Южной Корее, Австралии, Новой Зеландии и в некоторых островных странах Океании.
По улицам городов и посёлков с наступлением сумерек толпы детей и подростков, одетых в гротескные костюмы ведьм, вампиров, оборотней и призраков, отправляются собирать сладости. Веселясь и одновременно пугая соседей, а также случайных прохожих своим жутким видом, они произносят привычную фразу: «Розыгрыш или угощение!» Шумные компании всегда в домах или у входа в здание встречает традиционная оранжевая голова – светильник, вырезанный из тыквы с мерцающей свечой внутри. Популярны «яблочные» игры и разжигания костров. Празднование достигает кульминации в полночь.
Откуда же пришёл этот странный праздник, и почему он имеет именно такие традиции?
Хеллоуин как праздник зародился в глубокой древности, во времена друидов, на землях Британии, Ирландии и Галлии. Первоначальное название – Самхэйн.
Самхэйн — кельтский праздник мёртвых, ночь Дикой Охоты. Отмечался в честь арийского повелителя смерти, Самана (или Самхана). Со временем превратился в праздник в честь мира духов. Кельты верили, что в течение этой ночи, от вечерней зари до утренней, завеса между здешним и потусторонним мирами становится наиболее тонкой и зыбкой — любые существа легко могут проскальзывать из одного мира в другой. Между самой материей и духом, словно в стене, возникает брешь, позволяющая пообщаться с умершими и предками. Оттого этот праздник посвящён и взаимодействию между тонкими субстанциями и плотной материей.
Кельты представляли год в виде колеса, выделяя в нём два основных времени года – время огня (лето) и время льда (зима). По традиции Новый год начинался 31 октября. Ночь Нового года считалась опасной, ведь Самхэйн обозначал начало зимы – сезона смерти, пугал холодом, снежными бурями и возможным голодом. Праздник служил некой точкой отсчёта между годами, а стало быть, временем между временем. Он не только заканчивал старый год и начинал новый, но и приоткрывал покров, разделяющий два мира: прошлое и настоящее. Позже появился лунный календарь ,по которому определять даты стало гораздо проще.
Древние оставляли под небом «пирожные души» (угощения) своим умершим предкам. Затем этот обычай трансформировался в оказание помощи бездомным и путникам, не нашедшим приюта в эту ночь. Кельты считали, что если не будут принесены соответствующие дары и жертвы, то рассерженные духи мёртвых, воспользовавшись брешью между мирами, могут проникнуть в нашу реальность и нанести неприятности живым.
В этот магический вечер вспыхивали костры на священных холмах. Ведь считалось, что именно там обитают духи умерших предков и исчезнувшие боги прошлых времён. Проводились обряды по заклинанию огня и обжиганию камней. Люди, которые не участвовали в этих ритуалах, но тоже опасались вторжения враждебных сущностей в свой мир, пытались отпугнуть непрошенных гостей страшными лицами-масками, вырезанными из тыкв, кабачков или репы и освещёнными изнутри вставленными в них свечками. Эти тыквенные фонари ставили на подоконник или за порог жилища. По традиции, для каждого ребёнка в доме изготовлялась персональная голова. Но почему именно голова служила символом защиты?
В одной из ирландских легенд рассказывается о Блаженном Бране (короле Бране), который для того, чтобы навсегда защитить свои земли от иностранных вторжений приказал отрубить себе голову и сжечь её на лондонском Белом Холме (там, где сейчас находится лондонский Тауэр). Однако эта легенда уходит своими корнями в ещё более древнее кельтское представление о том, что местом обитания человеческой души является голова. Так что вырезанные тыквы были предназначены для того, чтобы призвать на защиту Голову (душу) самого Брана.
Некоторые из этих устрашающих «светильников» напоминали черепа. Но такой лик смерти у древних кельтов являлся не воплощением ужаса, а почитаемым объектом, заряженным особой энергией. Череп напоминал им о бессмертии, о том, что человек не исчезает бесследно, когда его бренное тело покидает душа.
Самхэйн был как праздником смерти, так и возрождения. Кельты считали, что умершие в данном году, должны дождаться самого важного дня колеса года (31 октября), чтобы получить возможность перебраться в иной мир, или в страну вечной молодости, где они начнут новую жизнь. Горящая свеча на окне родного дома указывала им путь в страну вечного лета, а зарытые в землю яблоки – их пища в этом путешествии. Каждая человеческая жизнь и смерть являлась частью великого обмена между миром духов и миром природы. Оттого праздничная атмосфера содержала и страх, и благоговение одновременно.
Символами кельтского Нового года (помимо тыкв и черепов) были также обмолоченные снопы злаковых, ядовитые травы. Священной пищей — яблоки, красное мясо (говядина и баранина), красное вино, корнеплоды и вьющиеся овощи (тыквы, картофель, пастернак, морковь, турнепс, свёкла). Благовониями во время ритуалов служили горящие ветки яблони и такие травы, как полынь, паслен и конопля. Жрецы и жрицы облачались в одежды оранжевого цвета, ассоциирующегося с умирающей листвой и потухающими кострами летних церемоний, а традиционный чёрный притягивал к их телам свет, так как в это время года дни становились всё короче, а света и тепла всё меньше.
Желающие в эту ночь «ныряли» за яблоками в большой котёл или бочку, поскольку яблоко у кельтов являлось символом души, а котёл представлял великое чрево самой жизни. Волшебная ночь праздника как нельзя лучше подходила и для прорицаний, гаданий или избавлений от всего того, что мешало людям: болезней, плохих привычек, негативных эмоций, обид и т.д.
Глубокий смысл содержался в, казалось бы, простом заклинании, которое неслось со священных холмов или тихо произносилось у алтаря:
Этой ночью, в Самхэйн, я отмечаю твой путь,
О, Солнечный Король, путь на закат,
В Страну вечной молодости.
Я отмечаю путь всех, кто ушёл,
И всех, кто придёт.
О, прекрасная богиня, вечная Мать,
Та, кто даёт рождение павшим,
Научи меня, где во время великой тьмы
Отыскать мне великий свет!